Камп. Лавкрафт

[Mora-r]

Итак, я дочитала "Лавкрафт" Л.С.де Кампа.
Две недели каникула читала )
Не скажу, что очень захватывающее чтение. Но интересное.

Рецензии не будет - не умею я их писать. Будут мои писки по поводу

Точно скажу, что узнала очень много нового о нем, поняла, что все что знала до сих пор было неверно.

Вот беглый взгляд на его жизнь одного из критиков:
«Единственного наследника и другие рассказы» Дерлета–Лавкрафта: ««Единственный наследник и другие рассказы» — увлекательная и забавная вещица. Ей–богу, Говард Филлипс Лавкрафт обладал незаурядным писательским талантом, но вот беда — то, что он вытворял с этим талантом, было срамом, чудачеством и сверхъестественным ужасом. Если бы он спустился к черту с чердака своей тетушки и при помощи Федеральной программы помощи писателям УОР получил работу, то смог бы издавать путеводители, которые навеки стали бы классикой и подлинным счастьем для читателя. Вот только он остался там, укутавшись от холода — которого больше было в его сердце, нежели на термометре термометре — до самого кончика своего длиннющего новоанглийского подбородка, поддерживая свое существование девятнадцатицентовой банкой бобов в день, переписывая (за гроши) дрянные рукописи писателей, чья полнейшая безграмотность была бы сущим благом для всего человечества, и заодно творя собственные отвратительные, страшные, омерзительные и ужасающие произведения: о людоедствующих Тварях, рыскавших по кладбищам; о человекозвериных гибридах, зверевших с возрастом до ужасающего скотства; о бурчащих шогготах и Старших Существах, вонявших по–настоящему отвратительно и постоянно пытавшихся прорваться через Пороги и Захватить Мир, — складчатых, чешуйчатых, аморфных мерзостях, подстрекаемых худющими новоанглийскими чудаками, которые обитали на чердаках и которых в конце концов Больше Никто и Никогда Не Слышал и Не Видел. Черт возьми, помоги же им хоть что–нибудь.
Короче говоря, мальчики и девочки, Говард был с заскоком — вот и все.
На самом деле тут практически все правда )
НО. Это все так поверхностно )

Первые главы, рассказывающие о детстве Лавкрафта были очаровательны.
Залив где реку принимает,
А на холмах леса,
Там шпили Провиденс вздымает
Ко древним небесам.
А средь извилистых путей,
По склону что бегут,
Все чары позабытых дней
Спокойствие дадут.
Г. Ф. Лавкрафт «Провиденс»

А какой был активным ребенок! И практически вундеркинд. Читал с 3 лет, помнил все о себе с двух лет, писал статьи в газеты по астрономии... Ну и так далее.
Кстати, он был материалистом и атеистом. И уж точно не верил в то, о чем писал )

Со стороны, даже по письмам, Лавкрафт может казаться весьма и весьма неприятным человеком. Чего стоит только его расизм. Но слова у него всегда расходились с делом. Самый яркий пример - ярый антисемит - он женился на еврейке. Вот каким увидел его Эдгар Прайс:
«Впервые я увидел ГФЛ в вестибюле гостиницы третьего класса на Сент–Чарльз–стрит в Новом Орлеане в начале июня 1932 года. Он был одет в мешковатый старый костюм табачного цвета, с аккуратными заплатками в нескольких местах… Глаза, которые я увидел, были темно–карими, живыми, глубокими и совершенно нормальными — вопреки моим ожиданиям, без какой бы то ни было таинственности.
Что же касается прочего, то он сутулился так, что я недооценил его рост, равно как и ширину плеч. У него было худое, узкое вытянутое лицо с длинными подбородком и челюстью. Ходил он скорым шагом. Его речь была быстрой и немного прерывистой — как будто его телу было трудно угнаться за живостью ума…
Я был до некоторой степени напряжен, не столько от перспективы встречи с легендарной личностью, обладавшей, по моим представлениям, сверхъестественным взором, сколько от доходивших до меня слухов — а именно, что он был невыносимо строгим пуританином, из–за чего приходилось контролировать свою речь и особенно избегать любого упоминания алкоголя или привычек, которые он считал порочными. Но уже через мгновенье я знал, что он не был ни вампиром, ни пуританином, а дружелюбной и человечной личностью, вопреки производимому впечатлению ожившего словаря.
Он не был напыщенным, не был и надменным — как раз наоборот. Просто у него была склонность использовать официальную и академическую манеру для выражения самых легкомысленных замечаний. Мы не прошли и квартала, как я осознал, что ни одна другая манера речи не могла быть по–настоящему естественной для ГФЛ. Если бы он пользовался менее высокопарными выражениями и говорил бы так, как все остальные, то это и было бы деланым…
В порядке любезности я спрятал пять бутылей домашней браги (это было в 1932 году [когда все еще действовал «сухой закон»]) и бочонок красного вина. Его пристрастие к кофе упростило проблему напитков. «Пристрастие» — не то слово, скорее — страсть. Он пил чашку за чашкой, а я ставил кофейник за кофейником. В каждую чашку он добавлял четыре ложки сахара с верхом. На протяжении двадцати восьми последовавших часов, в течение которых мы болтали в головокружительном темпе, он пил кофе.
И он ел. Его длинное лицо озарилось, когда я упомянул большой котелок чили кон карне[538] , который приготовил за день до его неожиданного прибытия. В холодильнике были и другие лакомства, но при упоминании чили он дал волю классической аллюзии, в которой фигурировали слова «нектар» и «амброзия», и заявил, что чем больше специй в блюде, тем лучше…
Двадцать восемь часов мы болтали, обмениваясь идеями, перекидываясь фантазиями и состязаясь в причудах. У него был огромный энтузиазм до новых впечатлений — от видов, звуков, построения слов и идей. За всю свою жизнь я встретил лишь одного или двух человек, которые походили на него тем, что я называю «интеллектуальной жадностью». Гурман слов, идей, мыслей. Он разрабатывал, соединял, очищал — и все в пулеметном темпе.
Он не курил, не пил, и, судя по всем его разговорам и письмам, женщины для него тоже не существовали. Но за исключением этого, его пристрастия и интересы были почти всесторонними…
За эти двадцать восемь часов ко мне зашли знакомые из Французского квартала — люди, которых, по моему убеждению, он счел бы распутными, пошлыми и тупыми. Они ввалились весело, да еще с бутылками. Пресечь этот произвол — как, я опасался, он воспримет это — было бы затруднительно, да и, в известном смысле, умалением моего почетного гостя, нежели вежливостью по отношению к нему. Также я боялся, что эта компания в лучшем случае заскучает от человека лавкрафтовских манер и характера, если вообще не пустится в оскорбления.
Но это обернулось… Он не только встретил пришедших совершенно по–приятельски и радушно, что опровергло все слышанное мною о его нетерпимости в некоторых отношениях, но и пошел с ними на небывалый компромисс. А когда он взял слово, они слушали этого странного, этого исключительного, этого книжного, этого педантичного пуританина из Провиденса. Он завладел их вниманием с первых же минут. Его уверенность и самообладание успокоили и восхитили меня…"

Насчет жены. Какая у него была шикарная жена! Еврейка с Украины, Соня Гафт Грин. Роскошная женщина. Энергичная - из тех, что на ровном месте дыру делают ). Она сама выбрала Лавкрафта и практически вынудила его жениться на себе
И он был вполне нормален в сексуальном плане. Супружеский долг выполнял пристойно . Вот разве что либидо его было слабым, так что это было для него обременительной обязанностью. Не страдал никакими извращениями, гомосексуальностю и прочим. Просто был асексуален.

А как он ухаживал за девушками!
Вообще-то он за ними не ухаживал, но один случай сохранился:
«В тот вечер, после обеда, он повел меня на кладбище, связанное с По… Было темно, и он начал рассказывать замогильным голосом странные, сверхъестественные истории, и вопреки тому, что я очень прозаическая личность, что–то в его поведении, тьма и какой–то зловещий свет, словно исходивший от надгробий, так меня напугали, что я помчалась с кладбища, преследуемая им по пятам, с одной лишь мыслью, что должна добраться до улицы раньше, чем он — или что это было — схватит меня. Я добежала до уличного фонаря — дрожащая, задыхающаяся и едва не в слезах, а у него было очень странное выражение лица, почти торжествующее. Мы ничего друг другу не сказали»

Он любил сладкое. Не просто любил - обожал. Пил кофе, наполовину заполняя чашку сахаром, лопал конфеты без счета

А еще любил кошек. Однажды, когда на коленях у него заснул котенок - он просидел всю ночь не вставая, чтобы не потревожить зверька )))
У него был кот - Черномазый. После переезда в новый дом кот пропал, и Лавкрафт уже никогда не завел себе другого.
А когда переехал в очередной дом, где у него была комната в мансарде, кажется, он прикармливал соседских кошек. Они собирались на окрестных крышах, а он наблюдал за ними, и потом писал в своих письмах про их проделки. Лавкрафт, пишущий о кошках ^_^. Я хочу это прочесть. Но для этого похоже придется продираться через груды его писем на английском

Камп не раз заостряет внимание на переломных моментах его судьбы, гадая, что было бы, "а если".
А если бы Лавкрафт все же служил в армии? Он ведь записался туда добровольцем. Но мама вцепилась руками и ногами и не отпустила сыночка.
А если бы он все же согласился стать литагентом? Может агентом он был бы и паршивым. Зато приобрел бы наконец опыт работы, взаимодействия с людьми. Возможно его жизнь стала бы совершенно другой. Он был беден, но так и не научился нормально зарабатывать себе на жизнь, считая это ниже своего достоинства. Великий позер
А если бы он переехал жить на юг? Лавкрафт страдал какой-то редкой болезнью, при которой тело стремится принять температуру окружающей среды. То есть при +20 он был совершенно жалок, при минусовой температуре на улице не раз терял сознание. А при +35 оживлялся, с удовольствием совершал длительные прогулки (в классическом костюме с пиджаком! В +35!). На юге вообще расцветал. Приезжая к другу в лесной домик (практически дачу) он только что не рубил дрова Загорал, собирал ягоды. В общем, польза для здоровья была налицо. Но так он и не решился до конца жизни переехать южнее, оставить свой любимый Провиденс.
А если бы Соня все же предложила ему поехать в Европу, а он согласился бы? Как это изменило бы его жизнь?

Может быть, сбудься какая-то из этих вероятностей, он прожил бы гораздо дольше. Может быть он написал бы еще немало рассказов. Или даже роман - который все так от него требовали.
Особенно, если бы он чуть больше внимания уделял своему здоровью. Тогда рак не распознали бы на уже неоперабельной стадии.

Он считается великим затворником. Мол, всю жизнь просидел у себя в Провиденсе, практически не выходя из дому, и только строчил тысячи писем. Да какой он нафиг затворник. Ну это еще имело смысл в те лет десять, с 18 и до 28 примерно, когда его одолевала меланхолия и непонятная болезнь (предположительно какая-то форма диабета). Тогда он действительно примерно так и жил. Только вот жил он не один - а с мамой. Маму он нежно любил всю жизнь, во всем ее слушал, практически полностю подчиняясь ее воле. Но потом-то! Сколько он ездил по стране - на последние гроши покупал автобусные билеты, навещал друзей, осматривал достопримечательности. Да рядом с ним скорее большинство современного офисного планктона покажутся затворниками. Только мы ходим на работу, а он - нет.
Как он путешествовал! С каким кайфом осматривал старинные здания. После его восторгов мне самой искренне захотелось увидеть и Квебек и Чарльстон. Вот уж правда - напрасно он не писал путеводителей.
А еще не любил составлять план поездки. Всегда ехал спонтанно. Куда занесет ветром - туда и занесет

Он никогда не пил. И вот такая вот забавная зарисовка:
В канун Нового года Лавкрафт посетил вечеринку, устроенную Сэмом Лавмэном и его соседом по квартире. Лав–мэн рассказывал: «Мой сосед Пэт Макграт, с которым я делил квартиру и который про себя называл Говарда «упырем», решился на своего рода новогодний праздничный вечер, и вот — было приглашено около двадцати пяти наших друзей. Среди них были миссис Грейс Крейн (мать Харта Крейна), которая была совершенно потрясена необычными разговорами наших гостей, и Говард Ф. Лавкрафт. Подавались напитки, а для Лавкрафта, который никогда даже не пробовал алкоголя, — имбирное ситро. Пэт поманил меня на кухню: «Ты не заметил, каким разговорчивым вдруг стал Говард?» Нет, не заметил, но когда мы зашли в комнату, где собрались гости, Лавкрафт там был сама душа компании — болтающий, жестикулирующий, излучающий улыбки и смех, наполняющий свою вербальную гимнастику остротами и даже не отказывающий себе в бодрой арии из «Микадо» Гилберта и Салливана — проявление веселья, которого я прежде никогда у него не видел и не слышал. Пэт радостно прошептал мне на ухо: «Я ПЛЕСНУЛ ЕМУ АЛКОГОЛЯ В СИТРО!»»
Говорят, Лавкрафт позабыл про свои запреты настолько, что прокричал «Дерьмо!», когда кто–то выдвинул мнение, которое он счел нелепым. Он так никогда и не узнал, что с ним случилось, — годом позже он все еще похвалялся, что ни разу в своей жизни не притрагивался к алкоголю»

Он умер в возрасте 46 лет от рака, до последнего дня очаровывая сиделок в больнице. Ну очень был обаятельный человек )

Фото в 20 с чем-то лет. Симпатяшка
Напоминает молодого Чехова